Отель «Канопа», что на улице Алессандрино, был совершенно невыносимой вонючей дырой, клоповником, душным дешевым полуборделем. Дрозд не подходил к Мерри близко, но время от времени появлялся где-то на краю поля зрения. И вообще – чувствовался неподалеку. Как будто источал слабый запах незнакомого табака.
Приказ был – ждать. Эрвин или его люди придут обязательно. Им не терпится. Они не станут дожидаться прибытия в какую-то там нейтральную страну…
Несколько часов, безвыходно (вот телефон; жди звонка!) проведенных в деревянном ящике, оклеенном изнутри бумагой поросячьего цвета с темно-золотыми амурчиками; ящике, единственное оконце которого выходило на противоположную глухую закопченную кирпичную стену; ящике, наполненном шуршанием мышей в пустых стенах и периодически возобновляющимися звуками забав, доносящимися откуда-то сверху и справа, – эти несколько часов вдруг вернули ему какую-то частичку ощущения себя прежнего. Больно было так, словно обмороженную руку сунули в ведро с горячей водой…
Но он втайне был рад этой боли.
Стараясь не думать ни о чем, Мерри открыл чемодан и достал маленький трофейный «вальтер». Вынул обойму, проверил, вставил обратно. Передернул затвор. Поднес пистолет к лицу, всматриваясь внутрь узкого дула. Рука чуть подрагивала. Из пистолета пахло смесью ружейного масла и жженого гребешка. Он знал, что самое верное – стрелять в рот. Но запах был настолько тошнотворен, что Мерри с трудом сдержал рвоту. Тогда он прижал ствол к виску. От дьявольски холодной точки соприкосновения со смертью тут же пошла волна очищения. Время для Мерри вдруг растянулось, как мехи аккордеона. Да, он никогда не вернется домой. Прости, отец, ты так мечтал о внуках… не повезло. Ничего, сестричка Элис скоро подрастет, выйдет замуж за хорошего парня… Он думал об этом с тихой спокойной грустью. И никогда больше он не взлетит в Эдем и не повстречается с Яной и Джулией. Эта страница закрылась навсегда. Что ж, бывает. И жизнь кончилась не так, как хотелось бы. Но цепляться за нее – это значит испытать куда больший страх и унижение, чем вот сейчас – раскинуть руки и, ни о чем не жалея…
В дверь требовательно заколотили, и Мерри вдруг съежился, быстро сунул «вальтер» в карман и засуетился, заметался глазами по сторонам, как будто его чуть не застукали с чем-то немыслимо позорным.
– Открывайте, Мерри, это полиция!
– Да-да!..
Пинком ноги он отправил чемодан обратно под кровать и бросился копаться в замке, который заедал.
Мерри ожидал увидеть целый наряд полиции и даже парней из комендантского взвода с карабинами на изготовку, но в коридоре стоял лишь одинокий «эм-пи» в каске и темных очках.
– Руки за голову и к стене, – приказал он.
Мерри подчинился. Почему-то возникло вдруг острейшее чувство нереальности происходящего. Или напротив – возвращение в реальность, от которой успел отвыкнуть? Так после кошмара не узнаешь родную постель…
Полицейский небрежно похлопал Мерри по бокам, миновав (!!!) карман с «вальтером», и потребовал:
– Фотографии.
– Кх… акие? Еще? фото… графии?
– Не паясничайте, майор. Нам все известно. Вы похитили совершенно секретные документы с авиабазы Вамос для передачи их противнику. Вы подлый нацистский шпион, Мерри. Но вы проиграли. Ваша карта бита.
Он снял очки и уставился на Мерри ужасными немигающими глазами. Белки проросли толстенными узловатыми багровыми жилами; зрачки были крошечными, как следы от проколов иглой. Тяжелые веки серо-коричневого цвета и такие же мешки под глазами. Было в этих глазах еще что-то невероятное, не сразу уловимое, но порождающее такой ледяной ужас, какого Мерри не испытывал, наверное, и в том лесу с пауками…
Бывает тяжелый взгляд. Или неподвижный взгляд. Здесь иначе: глаза двигались, но не как у людей, мелкими легкими скачками, – эти поворачивались медленно, словно позади глазного яблока натужно вращался моторчик с понижающим редуктором.
И Мерри понял, что все это – лишь продолжение кошмара, не более. И поступать можно и нужно по логике сна…
– Гнида, – говорил полицейский, читая незнакомые слова по невидимой бумажке. – Ты ответишь за все. Где фотографии? Сдавайся, дерьмо!
Неловким вязким движением он потянулся к кобуре, и тогда Мерри выхватил свой «вальтер» и выстрелил полицейскому в грудь. Как многие тыловые крысы, Мерри был хорошим стрелком из пистолета. Полицейский отступил на шаг, зажал ладонью маленькую дырочку на кармане, побледнел и тихо спросил нормальным испуганным голосом:
– Ты что?.. Ты кто? Зачем…
Потом он сел на корточки, прислонясь к стене, запрокинул голову, сказал: «Ой, мамочка…» – и умер.
Что же дальше, в совершенной растерянности подумал Мерри, надо бежать, где Дрозд, почему так, я же не хотел. Случившееся было нелепостью. Сон или не сон? Узнать было нельзя, пока все не кончится.
Он зачем-то положил «вальтер» на колени трупа, полез в чемодан, достал черный запечатанный конверт, сунул в карман и бросился к лестнице.
В спину ему ударил телефонный звонок.
Мерри не остановился.
(…если бы Гуго позвонил минутой раньше, все дальнейшие события пошли бы, наверное, совсем иначе…)
Когда он выбегал из здания, слева из-за угла, разгоняя громким сигналом гоняющих мяч мальчишек, показался зеленый армейский джип. Мерри резко свернул направо и быстро зашагал, втянув голову в плечи и изо всех сил стараясь быть незаметным. Джип обогнал его и не остановился. Он был полон веселых американских офицеров вперемешку с веселыми черноволосыми итальянскими женщинами. Джип не мог вместить больше пяти человек, но казалось, что их там очень много.