Штурмфогель - Страница 54

– Он мне должен понравиться? – Лени вдохнула воздух, задумалась. – А впрочем, неплохо. Очень неплохо.

– Ты будешь пользоваться только этими духами. Тогда начиная с завтрашнего дня мы сможем найти тебя в Женеве, с после завтрашнего – в Европе…

– Кто это – мы?

– Я и мои помощницы. Они не вполне люди. И к моей официальной службе отношения не имеют. Кстати, чтоб ты знала: я объявлен предателем и приговорен к смерти. Так что…

Лени медленно кивнула.

– И второй презент: вот. – Он протянул ей маленькую, меньше папиросной коробки, шкатулочку из такого же черного материала. – Жалко, что ею можно воспользоваться только один раз, очень полезная вещь… Пишешь записку, кладешь внутрь, бросаешь шкатулку через плечо. Она оказывается у меня.

– Ничего себе! – Лени вскинула брови. – Так бывает?

– Иногда. Честно говоря, я тоже думал, что не бывает, но на днях пришлось убедиться… Бывает еще страннее. Как я понял, Салем создан не только людьми.

– Э-э… Еще раз.

– Салем создан не только людьми. Еще раз?

– Нет, просто поясни.

– Видимо, на Земле живут и другие разумные расы. Почему мы с ними незнакомы, я не знаю. Может быть, мы просто не воспринимаем их, смотрим мимо… а может быть, нас разделяют какие-то перегородки, стены, не знаю, как это выразить…

– Вот это я поняла. Интересно, что примерно о том же говорил мой дед. Он был мудрым человеком. Но ему никто не верил. А ведь он даже не бывал наверху…

– Тогда я не понял. А о чем он говорил?

– О перегородках и стенах. О том, что все вокруг значительно сложнее и запутаннее. Что мир полон замаскированных стен. Он все пытался найти дверь в стене. И наверное, однажды нашел. Представляешь, он вышел из дому. Его ждал автомобиль – на другой стороне улицы. Так получилось – нельзя было подъехать. Пришлось пройти лишних двадцать метров. Он дошел до автомобиля, стал обходить его – и исчез. Там негде было исчезнуть, но он исчез… Никто не видел, как это произошло. Но как-то произошло… Извини, я перебила.

– Нет-нет. Я ведь ничего такого важного не говорил. Но когда поймешь наконец, что все это принадлежит не только нам… становится как-то проще. Понятнее.

– Возможно… – с сомнением протянула Лени и тут же спохватилась: – Все. Время. Надо идти.

Штурмфогель встал. Вдруг, неожиданно для себя, наклонился и поцеловал сидящую Лени в лоб. Она отшатнулась, покраснела. Но через миг вскочила, рукой притянула голову Штурмфогеля к себе, поцеловала в уголок рта… И – метнулась бежать.

Берлин, 3 марта 1945. 22 часа

То, что поднялось с кровати Хельги, уже почти ничем не напоминало человека. Разве что тем, что стояло на двух ногах и имело две верхние конечности. Оно было тоньше и выше, колени и локти оканчивались длинными зазубренными шипами, острые загнутые шпоры торчали из пяток, на которые существо не опиралось при ходьбе, пружиня на носках необыкновенно длинных ступней. Из-за этого походка была стремительной, летящей. Кожа, если это была кожа, отливала графитным блеском. Голова – удлиненная, с покатым твердым лбом, из-под которого мрачно посверкивали четыре выпуклых красноватых глаза (два смотрели вперед, два – в стороны), – сидела на короткой, но очень гибкой шее. Маленькие челюсти вряд ли были предназначены для нанесения вреда противнику, но из груди выступал острейший пилообразный гребень; подобные же гребни, поменьше, украшали собой голени и предплечья…

Движения существа были стремительны и нечеловечески точны.

Оно прошло сквозь четверых охранников на входе столь быстро, что они вряд ли успели понять, кто перед ними и что оно с ними делает…

Дальше была темная улица и холодный дождь; капли его не задерживались на коже существа. Дома мелькали, сливаясь в один бесконечный дом без входов. Существо что-то искало, но пока само не знало что.

…и все это время Хельга – нет, уже не Хельга, а Ута, девочка Ута, что они с тобой сделали… – билась в клетке, в которую ее заключили. Не останавливаясь ни на секунду, она царапала, била, трясла, расшатывала прутья – пока вдруг не почувствовала, что один стал поддаваться…

Волков был изощрен, но не всесилен…

Берлин, 3 марта 1945. 22 часа 15 минут

Нойман выслушал доклад, ни разу не перебив Круга – что само по себе было весьма необычно. И когда Круг замолчал, Нойман еще долго рассматривал свои пальцы. На левом указательном белел ребристый шрам – в детстве мальчик Зигги любил пускать ракеты из артиллерийского «макаронного» пороха…

– Хете был прав, – сказал он наконец. – Нужно было убрать ее сразу. Я чувствовал… но так хотелось сыграть… обыграть…

– Я не понимаю нескольких вещей, – сказал Круг. – Почему…

– …кто мог подумать, что он не станет играть, а просто смахнет фигуры? – не слушая Круга, проговорил Нойман. – Почему ни один пост не засек попытки проникновения в здание, а? Почему нападавшие использовали только холодное оружие? Наконец, зачем понадобилось захватывать Хельгу, потом отдавать ее нам, потом опять захватывать…

– Почему ее увели голой, – подсказал Крут. – А если переодевали – то с какой целью? И потом… есть подозрение, что непосредственная охрана Хельги погибла по крайней мере час назад. Доктор скажет точнее. То есть…

– То есть имело место тихое проникновение – и громкий выход. Так?

– Да.

– Для чего? Если можно тихо войти, значит, можно так же тихо удалиться. Нет?

– Подожди… – Круг уставился в одну точку. – Что-то померещилось… Ладно, вспомню. Громко выходить имеет смысл, если хочешь отвлечь внимание от того места, через которое вошел.

– То есть они намерены вернуться?